==========

К чему узор расцвечивать пестро?
Нет упоения сильней, чем в ритме.
Два такта перед бурным болеро
Пускай оркестр гремучий повторит мне.

Не поцелуй — предпоцелуйный миг,
Не музыка, а то, что перед нею, —
Яд предвкушений в кровь мою проник,
И загораюсь я и леденею.

==========

Ни утоленности, ни жажды
В истоме вашей не подстеречь.
Ко всем приветны и взор и речь:
Соперник мне никто и каждый.

Но необещанным отрадам
Как не предать мне мечты, когда
Не говорите ни нет, ни да,
Но рот целуете мне взглядом?

О, нежные скупые руки,
Как бережете свою вы лень...
Но под глазами густеет тень:
Он будет — час любовной муки!

РОНДО

САФИЧЕСКИЕ СТРОФЫ

==========

Ветер ярый, ветер гневный,
Рвущий в море паруса,
Я твои в струне напевной
Вызываю голоса.

Сердцу скучно быть спокойным, —
Застучи в моей крови,
Словно посвистом разбойным
Злые силы созови.

Разорви сознанья привязь,
Всем страстям открой пути.
Своевольем осчастливясь,
Время к бездне подойти.

Ветер ярый, ветер гневный,
Рвущий в море паруса,
Разбуди в струне напевной
Ветровые голоса!

==========

Этот вечер был тускло-палевый, —
Для меня был огненный он.
Этим вечером, как пожелали Вы,
Мы вошли в театр «Унион».

Помню руки, от счастья слабые,
Жилки — веточки синевы.
Чтоб коснуться руки не могла бы я,
Натянули перчатки Вы.

Ах, опять подошли так близко Вы,
И опять свернули с пути!
Стало ясно мне: как ни подыскивай,
Слова верного не найти.

Я сказала: «Во мраке карие
И чужие Ваши глаза...»
Вальс тянулся, и виды Швейцарии:
На горах турист и коза.

Улыбнулась, — Вы не ответили...
Человек не во всем ли прав!
И тихонько, чтоб Вы не заметили,
Я погладила Ваш рукав.

1915 (?)

ГАЗЕЛЫ

==========

Скажу ли вам: я вас люблю?
Нет, ваше сердце слишком зорко.
Ужель его я утолю
Любовною скороговоркой?

Не слово — то, что перед ним:
Молчание минуты каждой,
Томи томленьем нас одним,
Единой нас измучай жаждой.

Увы, как сладостные «да»,
Как все «люблю вас» будут слабы,
Мой несравненный друг, когда
Скажу я, что сказать могла бы.

==========

Причуды мыслей вероломных
Не смог дух алчный превозмочь, -
И вот, из тысячи наемных,
Тобой дарована мне ночь.

Тебя учило безразличье
Лихому мастерству любви.
Но вдруг, привычные к добыче,
Объятья дрогнули твои.

Безумен взгляд, тоской задетый,
Угрюм ревниво сжатый рот, —
Меня терзая, мстишь судьбе ты
За опоздалый мой приход.

==========

Люблю в романе вес пышное и роковое:
Адский смех героинь, напоенный ядом клинок...
А наша повесть о том, что всегда нас — двое,
Что, друг к другу прильнув, я одна и ты одинок.

О, как таинствен герой романтически-тощий,
С томной бледностью щек, с разлетом суровым бровей!
И есть ли тайна скучнее нашей и проще:
Неслиянность души с душою, возлюбленной ей.

==========

Девочкой маленькой ты мне предстала неловкою.
Сафо

Февраль 1915 (?)

==========

Снова знак к отплытию нам дан!
Дикой полночью из пристани мы выбыли.
Снова сердце — сумасшедший капитан —
Правит парус к неотвратной гибели.

Вихри шар луны пустили в пляс
И тяжелые валы окрест взлохматили...
—Помолись о нераскаянных о нас,
О поэт, о спутник всех искателей!

7 февраля 1915

==========

Где море? Где небо? Вверху ли, внизу?
По небу ль, по морю ль тебя я везу,
Моя дорогая?

Отлив. Мы плывем, но не слышно весла,
Как будто от берега нас отнесла
Лазурь, отбегая.

Был час. — Или не был? — В часовенке гроб,
Спокойствием облагороженный лоб, —
Как странно далек он!

Засыпало память осенней листвой...
О радости ветер лепечет и твой
Развеянный локон.

Февраль 1915 (?)

==========

С пустынь доносятся
Колокола.
По полю, по сердцу
Тень проплыла.

Час перед вечером
В тихом краю.
С деревцем встреченным
Я говорю.

Птичьему посвисту
Внемлет душа.
Так бы я по свету
Тихо прошла.

16 марта 1915

==========

Что мне усмешка на этих жестоких устах!
Все, чем живу я, во что безраздумно я верую,
Взвесил, оценщик, скажи, на каких ты весах?
Душу живую какою измерил ты мерою?
Здесь ли ты был, когда совершалось в тиши
Дело души?

БЕЛОЙ НОЧЬЮ

(опубл. 05.1915)

==========

В земле бесплодной не взойти зерну,
Но кто не верил чуду в час жестокий? —
Что возвестят мне пушкинские строки?
Страницы милые я разверну.

Опять, опять «Ненастный день потух»,
Оборванный пронзительным «но если»!
Не вся ль душа моя, мой мир не весь ли
В словах теперь трепещет этих двух?

Чем жарче кровь, тем сердце холодней,
Не сердцем любишь ты — горячей кровью.
Я в вечности, обещанной любовью,
Не досчитаю слишком многих дней.

В глазах моих веселья не лови:
Та, третья, уж стоит меж нами тенью.
В душе твоей не вспыхнуть умиленью,
Залогу неизменному любви, —

В земле бесплодной не взойти зерну,
Но кто не верил чуду в час жестокий? —
Что возвестят мне пушкинские строки?
Страницы милые я разверну.

СОНЕТ

9 мая 1915

Коктебель и Св.Горы

==========

Я не знаю моих предков, — кто они?
Где прошли, из пустыни выйдя?
Только сердце бьется взволнованней,
Чуть беседа зайдет о Мадриде.

К этим далям овсяным и клеверным,
Прадед мой, из каких пришел ты?
Всех цветов глазам моим северным
Опьянительней черный и желтый.

Правнук мой, с нашей кровью старою,
Покраснеешь ли, бледноликий,
Как завидишь певца с гитарою
Или женщину с красной гвоздикой?

15 июня 1915

Коктебель

==========

Он ходит с женщиной в светлом, —
Мне рассказали. —
Дом мой открыт всем ветрам,
Всем ветрам.

Они — любители музык —
В девять в курзале.
Стан ее плавный узок,
Так узок...

Я вижу: туманный берег,
В час повечерья,
Берег, холмы и вереск,
И вереск.

И рядом с широким фетром
Белые перья...
Сердце открыто ветрам,
Всем ветрам!

17 июня 1915

==========

Кипящий звук неторопливых арб
Просверливает вечер сонно-жаркий.
На сене выжженном, как пестрый скарб,
Лежат медноволосые татарки.

Они везут плоды. На конских лбах
Лазурных бус позвякивают кисти.
Где гуще пурпур — в вишнях ли, в губах?
Что — персик или лица золотистей?

Деревня: тополя в прохладе скал,
Жилища и жаровни запах клейкий.
Зурна заныла, — и блеснул оскал
Татарина в узорной тюбетейке.

7 июля 1915

Коктебель

==========

Он в темных пальцах темную держал,
Тяжелую и сладостную розу.
По набережной к дому провожал
Нас Requiem суровый Берлиоза.

Под нами желтая рвалась река,
Как будто львиная металась грива...
И, подавая розу, льнет тоскливо
К моей руке его рука.

Над мраморною лестницей, в саду
Стелили тени плавные платаны,
И слабо волновался на ходу
Лиловый шелк торжественной сутаны...

И расстаемся мы не потому ль
(Ах, был весь Рим в том профиле орлином!),
Что горьким вереском и острым тмином
В моей стране цветет июль?

29 июля 1915

Святые Горы

==========

Летят, пылая, облака,
Разрушился небесный город.
Упряма поступь и легка,
Раскинут ветром вольный ворот.

Кто мне промолвил «добрый путь»,
Перекрестил — кто на дорогу?
Пусть не устанут ветры дуть,
От твоего стремить порога.

Былое — груз мой роковой —
Бросаю черту на потребу.
Над бесприютной головой
Пылай, кочующее небо!

31 июля 1915

Святые Горы

==========

Журавли потянули к югу.
В дальний путь я ухожу.
Где я встречу ее, подругу,
Роковую госпожу?

В шумном шелке ли, в звонких латах?
В кэбе, в блеске ль колесниц?
Под разлетом бровей крылатых
Где ты, ночь ее ресниц?

Иль полунощные бульвары
Топчет злой ее каблук?
Или спрятался локон ярый
Под монашеский клобук?

Я ищу, подходя к театру,
И в тиши церковных стен —
Не Изольду, не Клеопатру,
Не Манон и не Кармен!

1 августа 1915

Святые Горы

==========

Смотрят снова глазами незрячими
Матерь Божья и Спаситель-Младенец.
Пахнет ладаном, маслом и воском.
Церковь тихими полнится плачами.
Тают свечи у юных смиренниц
В кулачке окоченелом и жестком.

Ах, от смерти моей уведи меня,
Ты, чьи руки загорелы и свежи,
Ты, что мимо прошла, раззадоря!
Не в твоем ли отчаянном имени
Ветер всех буревых побережий,
О, Марина, соименница моря!

5 августа 1915

Святые Горы

==========

Должно быть, голос мой бездушен
И речь умильная пуста.
Сонет дописан, вальс дослушан
И доцелованы уста.

На книгу облетает астра,
В окне заледенела даль.
Передо мной: «L’Abesse de Castro»,
Холодно-пламенный Стендаль.

Устам приятно быть ничьими,
Мне мил пустынный мой порог...
Зачем приходишь ты, чье имя
Несет мне ветры всех дорог?

3 сентября 1915

==========

На синем — темно-розовый закат
И женщина, каких поют поэты.
Вечерний ветер раздувает плат:
По синему багряные букеты.

И плавность плеч и острия локтей
Явила ткань узорная, отхлынув.
Прозрачные миндалины ногтей
Торжественней жемчужин и рубинов.

У юных мучениц такие лбы
И волосы — короны неподвижней.
Под взлетом верхней девичьей губы
Уже намеченная нега нижней.

Какой художник вывел эту бровь,
И на виске лазурью тронул вену,
Где Рюриковичей варяжья кровь
Смешалась с кровью славною Комнена?

16 сентября 1915

КАРОЛИНЕ ПАВЛОВОЙ

24 сентября 1915

==========

Как в истерике, рука по гитаре
Заметалась, забилась, — и вот
О прославленном, дедовском Яре
Снова голос роковой поет.

Выкрик пламенный, — и хору кивнула,
И поющий взревел полукруг,
И опять эта муза разгула
Сонно смотрит на своих подруг.

В черном черная, и белы лишь зубы,
Да в руке чуть дрожащий платок,
Да за поясом воткнутый, грубый,
Слишком пышный, неживой цветок.

Те отвыкнуть от кочевий успели
В ресторанном тепле и светле.
Тех крестили в крестильной купели,
Эту — в адском смоляном котле!

За нее лишь в этом бешеном сброде,
Задивившись на хищный оскал,
Забывая о близком походе,
Поднимает офицер бокал.

26 сентября 1915

РОНДЕЛЬ

29 сентября 1915

РОНДО

==========

Снова на профиль гляжу я твой крутолобый
И печально дивлюсь странно-близким чертам твоим.
Свершилося то, чего не быть не могло бы:
На пути на одном нам не было места двоим.

О, этих пальцев тупых и коротких сила,
И под бровью прямой этот дико-недвижный глаз!
Раскаяния, — скажи, — слеза оросила,
Оросила ль его, затуманила ли хоть раз?

Не оттого ли вражда была в нас взаимной
И страстнее любви и правдивей любви стократ,
Что мы двойника друг в друге нашли? Скажи мне,
Не себя ли казня, казнила тебя я, мой брат?

==========

Окиньте беглым, мимолетным взглядом
Мою ладонь:
Здесь две судьбы, одна с другою рядом,
Двойной огонь.

Двух жизней линии проходят остро,
Здесь «да» и «нет», —
Вот мой ответ, прелестный Калиостро,
Вот мой ответ.

Блеснут ли мне спасительные дали,
Пойду ль ко дну, —
Одну судьбу мою вы разгадали,
Но лишь одну.

АЛКЕЕВЫ СТРОФЫ

3 октября 1915

==========

И дам тебе ключи от Царства
Небесного: и что свяжешь на
Земле, то будет связано на небесах...
Евангелие от Матфея, гл. 16

26 октября 1915

ЕКАТЕРИНЕ ГЕЛЬЦЕР

26 октября 1915

==========

Люблю тебя в твоем просторе я
И в каждой вязкой колее.
Пусть у Европы есть история, —
Но у России: житие.

В то время, как в духовном зодчестве
Пытает Запад блеск ума,
Она в великом одиночестве
Идет к Христу в себе сама.

Порфиру сменит ли на рубище,
Державы крест на крест простой, —
Над странницею многолюбящей
Провижу венчик золотой.

Ноябрь 1915 (?)

ГАДАНИЕ

Ноябрь 1915 (?)

==========

Как светел сегодня свет!
Как живы ручьи живые!
Сегодня весна впервые,
И миру нисколько лет!

И этот росток стебля,
Воистину, первороден,
Как в творческий день Господень,
Когда зацвела земля.

Всем птицам, зверям и мне,
Затерянной между ними,
Адам нарекает имя, —
Не женщине, а жене.

Ни святости, ни греха!
Во мне, как во всем, дыханье,
Подземное колыханье
Вскипающего стиха.

Ноябрь 1915 (?)

==========

Узорами заволокло
Мое окно. — О, день разлуки! —
Я на шершавое стекло
Кладу тоскующие руки.

Гляжу на первый стужи дар
Опустошенными глазами,
Как тает ледяной муар
И расползается слезами.

Ограду перерос сугроб,
Махровей иней и пушистей,
И садик — как парчовый гроб,
Под серебром бахром и кистей...

Никто не едет, не идет,
И телефон молчит жестоко.
Гадаю — нечет или чет? —
По буквам вывески Жорж Блока.

==========

В этот вечер нам было лет по сто.
Темно и не видно, что плачу.
Нас везли по Кузнецкому мосту,
И чмокал извозчик на клячу.

Было все так убийственно просто:
Истерика автомобилей;
Вдоль домов непомерного роста
На вывесках глупость фамилий;

В вашем сердце пустынность погоста;
Рука на моей, но чужая,
И извозчик, кричащий на остов,
Уныло кнутом угрожая.

==========

Краснеть за посвященный стих
И требовать возврата писем, —
Священен дар и независим
От рук кощунственных твоих!

Что возвращать мне? На, лови
Тетрадь исписанной бумаги,
Но не вернуть огня, и влаги,
И ветра ропотов любви!

Не ими ль ночь моя черна,
Пустынен взгляд и нежен голос,
Но знаю ли, который колос
Из твоего взошел зерна?

==========

Марине Баранович

Осень 1929

Сверено по изданию "Sub rosa": Аделаида Герцык, София Парнок, Поликсена Соловьева,
 Черубина де Габриак. - М.: "Эллис Лак", 1999.- 768 с.: илл.