Ю. Миронова, Н. Доля. Американка Must Die. Часть 3. Глава 1. Приезд

Юля очнулась. Она вдруг случайно увидела, что часы показывают уже половину третьего. Три часа прошло с тех пор, как она вернулась в свой пустой номер. А ещë, за сорок минут до этого, самолëт, оторвавшись от взлëтной полосы, унëс Свету. Слëзы, которые просто текли из глаз, когда ещë Света была рядом, так и не остановились. Нет, это были не слëзы боли, не слëзы обиды. Просто слëзы. Они ничего не выражали. Боли не было, пока не было. Была чëрная, зияющая пустота. И она образовалась не тогда, когда этот злополучный самолëт оторвался от земли и направился в еë родную Москву, и даже не тогда, когда перед регистрацией на рейс они долго-долго целовались, и даже не утром... Утром было... была уже констатация факта. И это собирание вещей, когда непонятно какие тряпки Юля с невидящими глазами непослушными руками запихивала в Светины сумки, и возвращение мебели по своим местам... всë это было уже при этой пустоте. А она появилась внезапно, как тогда, давным-давно в поезде, в той жизни, перед рассветом. И сегодня: Юля очнулась от беспокойного сна и поняла, что она уже одна — совершенно одна на этой земле. И тот факт, что Света ещë была в еë объятиях, уже ничего не значил. Это уже была совершенно чужая Света — своя собственная. А рядом с Юлей была эта страшная чëрная пустота.

Прошло довольно много времени, прежде чем у Юли потихоньку мысли стали складываться в слова. А вместе со словами оживало и тело. И первое, что пришло в голову, что у неë увезли душу. Вынули всю и увезли в неизвестном направлении. И теперь эта потеря вдруг обнаружилась.

Нет, никто ничего не увозил. Просто, часть Юли улетела следом за Светой. Если ни тело, ни разум не смогли сохранить их союз, если невозможно было принять хоть какое-то более-менее позитивное решение... то, что же этой душе делать в этом теле, с этой бестолковой Юлей. Вот и пришлось сматываться. Человек частенько ради неизвестно чего жертвует необходимым. Жертвовать можно всем: и дружбой, и счастьем, и любовью... не говоря уже про более простые вещи, как, например, хорошее отношение.

Да, ещë вчера вечером Юля, перегнув себя через колено, приняла решение, которое, как ни странно, оказалось таким же, как и Светино — расставаться. Курортный роман... да, это, конечно, многое объясняет. Но ведь курортный роман — это когда по взаимному согласию два человека решают вместе развлечься короткий промежуток времени: день, неделю, десять дней, месяц... У них со Светой была только неделя, если не считать вечера знакомства и сегодняшнего расставания. Развлеклись... Да уж... Особенно, в Американку. Но это не курортный роман... Слишком сильно Юля изменилась за эту неделю, чтобы назвать это курортным романом.

Юлька дала, наконец, волю чувствам и эмоциям, накопившимся в душе. Она рыдала, выла, стенала... Оторвать от себя любимую... это как тупым ножом резать себя по живому. То единство, которое когда-то соединило Юлю и Свету, которое вросло в них, сроднилось с живым естеством каждой, надо было разделить. Она физически ощущала боль, которая, как расплавленный свинец, всей своей тяжестью и неумолимостью захватывала тело, клеточку за клеточкой. Ломило спину, расплющивало конечности, корëжило внутри... Во что бы то ни стало убрать из своей жизни всë Светино, всë, что было их единым... да ещë так, чтобы хоть что-то осталось. Чтобы можно было выжить...

Когда боль доходит до своего предела, и ты думаешь, что ещë один маленький укол, один спазм, и ты не выдержишь, взорвëшься, умрëшь... тут происходит невероятное — боль притупляется, и ты перестаëшь еë чувствовать. Совсем! А после этого — как просветление... Мысли, занятые до сих пор борьбой с этой болью, вдруг все вместе бросаются на первую попавшуюся задачу, наступает прорыв, и решение приходит. Совершенно не то, о котором ты думала, не из той плоскости, не из того измерения.

Решение о расставании принималось не сразу, не с бухты-барахты. И не только потому, что я или она не смогли принять это решение за другую — оно было бы сразу чужое, потому и неприемлемое. А принять решение за обеих... от целого — от нашего «мы», которым мы себя считали... не получилось. Значит, не едины мы были, совсем...

А с чего я взяла, что мы были едины? Никогда такого не было. Я придумала себе это зачем-то. Не надо себя обманывать! Плюсов было много, но единственный минус оказался глобальнее. У Светы свои мечты, свои идеалы, свои тайны — всë своë. И трещина в наших отношениях появилась не в Американке, когда она чуть не раскрылась передо мной. Она появилась значительно раньше... Мне кажется, она образовалась в тот самый лучший день... Даже после... в ту ночь купания под Луной, когда Вселенная звала к себе, требовала единения не только моря, лунного света, огромных звëзд, Юли и Светы, но и всего остального, даже того, о чëм и не догадываешься, но что всë равно существует.

Не пустило ведь что-то, может, как раз эта тьма, которая во мне — тьма непонятого, непознанного, непринятого. Она, как чëрная дыра, вклинилась в процесс этого единения, и не дала сблизиться. Что это, страх? Страх — невозможности длительного счастья? Счастье ведь должно быть мимолëтно, мгновенно, но не вечно! Страх — превратиться из двух личностей в одну? Страх — потерять свою целостность, особенность, индивидуальность? Страх перед смертью себя, как личности? Но ведь смерть Юли уже произошла. Та Юля, которая ехала на юг, уже не существует. Она умерла, лишь только встретила Свету. И сразу же появилась новая Юля, которая могла... могла всë, но не сумела даже части своих желаний реализовать, не разрешила своим мечтам осуществиться, решив, что лучше вернуться в привычное дерьмо, чем, оторвавшись от берега, плыть. Плыть неизвестно куда, неизвестно зачем... просто потому, что так было надо. Но оказалось... не совсем и надо... то есть, совсем не надо...

Почему?!! Не надо было обеим? Или что-то произошло, а мы и не заметили? Мы где-то упëрлись в неразрешимые проблемы, и даже не осознали их. Мелочь это была или нечто глобальное — не знаю... А ведь всë было замечательно, просто, понятно, естественно, красиво. Но это прошло само собой, исчезло, куда-то делось. И восстановить уже не получилось. Нельзя войти в одну и ту же реку дважды. И вода та утекла. И новые Юля со Светой разбежались, узнав, что вместе жить хорошо, но по отдельности — привычнее... и проблем гораздо меньше. И решение принято!!! И это свершившийся факт...

Боль прошла, или просто уже не воспринималась. Но нахлынула волна такой жалости к Свете, к себе, что слëзы снова лились ручьями, не переставая. Жизнь с каждой секундой теряла смысл, а впереди маячили только беспросветность существования, безнадëга, пустота...

Юля открыла глаза, оказалось, она проспала несколько часов. За окном — предутренняя темнота, в голове — пусто. Совершенно вырубила эта усиленная мысленная деятельность. И начинать всë заново, мусолить свои сомнения и доказательства, уже не хотелось. Так чего же она хочет? Именно сейчас, исключительно в этот момент. Она уже спокойна, она уже так отдалилась от событий, закончившихся только два дня назад, что могла совершенно трезво рассуждать, а не кидаться в эмоции и непрекращающиеся слëзы. Осталось найти выход. Любой! Безвыходная ситуация — это ситуация из которой все известные тебе выходы не нравятся. Но сейчас этой ситуации уже почему-то не было. Устала, наверное, себя терзать, поэтому и направила свои мысли в более конструктивном направлении... Значит, надо точнее определить, где нахожусь, наметить цель, куда мне надо попасть, и отправляться в путь. И всë будет... Будет!

Да, любовь была. Была самая настоящая любовь, а не какой-то там курортный роман. И я себе это доказала. И она, эта любовь, возможна не только в принципе, она возможна даже для меня. Замечательно!

Да, мы не смогли с этой любовью совладать. Не смогли так перестроить и перекроить своë сознание, свою «сучность», чтобы жить в этой любви. Я не смогла, не смогла и Света. Поэтому... не важно, кто и что сказал, не важно, что одна уехала, а вторая временно осталась. Самое главное, что мы обе решили РАССТАТЬСЯ. То есть обе предали свою любовь. Да и не мудрено было. Есть ли в этом моя вина? Не знаю. Просто мы сами поставили себе такую задачу, с которой не смогли справиться. А ведь мы даже не знали, есть ли у неë, у этой задачи, решение вообще. Даже если допустить, что решение всë-таки есть, но ведь ни у меня, ни у неë нет ни опыта, ни практики, ни даже сведений о том, что кто-то решил эту задачу или хотя бы такую же... И поэтому я и не знаю, права ли я, виновата ли? Но шаг-то сделан, и не только один. Света точно такой же шаг сделала. Вот еë я винить не могу, да и не хочу. Значит, и себя винить не буду. Тоже неплохо, хотя и не очень устраивает.

Да, ещë я узнала... много чего я узнала со Светой. То, что была одна, то, что можно быть не совсем одной. Когда есть рядом человечек, ради которого ты можешь всë, и который ради тебя может сделать то же самое. Кажется, что мы вместе... Но ведь это только кажется. А ты всë равно — одна. И она одна. Просто наши дороги на миг пересеклись. Будем считать, что повезло. Спасибо Свете, спасибо Судьбе, что она нас свела хотя бы на миг. А то, что она же и развела... я этого даже сказать не могу. «И каждый пошëл своею дорогой, а поезд пошëл своей»... Я становлюсь циничной... Это — неправильно.

Стать ближе — невозможно. Скатиться к обычной семейной жизни, как муж и жена, или хуже — две жены: обе крутые, у обеих дети. Я не знаю. Не хочется, да и не получится. Доказать можно что угодно... И что любим, и что уже не любим... И что я виновата, и что я не виновата... И что найдëм что-то такое, что сможет нам помочь, и что не найдëм этого. Какая разница... Я этого хочу? Действительно, хочу ли я жить со Светой? Или ещë круче... Хочу ли я жить вообще? Ну, додумалась!

Американка... Точнее, наша любовь и наша игра в Американку. Ведь без любви даже невозможно было начать такую игру. Но ведь начали. И не только начали, но и доиграли. Кто в какой мере получил удовольствие от роли Госпожи — не знаю. Но удовлетворение я получила, и иммунитет — тоже. А получила ли Света? Вот вопрос... Она ведь сама не смогла закончить игру. Не смогла и открыться... А трещина в наших отношениях стала гораздо больше. И, вообще, как я сейчас понимаю, она всë время где-то в глубине души меня боялась. Почему??? Она ведь, действительно, боялась. Поэтому и бегала от меня, то есть от моей Таньки, как чëрт от ладана. Выходит, она могла что-то рассказать, когда я была в еë полной власти. Поэтому... поэтому и не могла со мной находиться рядом. Вот тебе и желание отдать себя полностью... Она была неискренна... Но могла ли я требовать этого от неë? Каждая вольна делать всë, что хочет. Вот и наделали.

Да, продолжение со Светой невозможно. Это тоже факт. Ведь не только я не справилась со своей любовью и рассталась со Светой, но ведь и она меня бросила. Решение, то самое решение в ночь расстрела нашей любви, окончательное и обжалованию не подлежит. И мне даже на секундочку показалось, что в этой жизни наши пути не пересекутся больше.

Итак, подводим неутешительные итоги. Роман закончен, а надо жить... Как? Не знаю, но надо пробовать. Сон — страшный или приятный — но сон... Я проснулась, и придëтся жить дальше! Всë начинается сначала. Хватит сопли мазать! Ещë не всë потеряно. Может?..

Антону Борисовичу, начальнику юротдела, даже поздороваться со Светланой Николаевной не удалось, несмотря на то, что он присутствовал на утренней пятиминутке у управляющего... Она вошла, когда совещание уже началось, и сбежала, не досидев даже до середины. Антон предпринял попытку прорваться в еë кабинет, вроде бы, по делу... Но Алла, секретарь, отговорила от такого необдуманного поступка, тем более, что Светлану Николаевну, когда она работает, лучше не трогать... Это как отнимать у овчарки еë миску, лишь только та приступила к трапезе. Но увидеть еë он хотел... Они так давно расстались... Нет, Антон не был любовником Светланы. Они даже ни разу не встречались наедине. Однако она ему давно нравилась. Их общение ограничивалось рабочими вопросами или разговорами в столовой, где можно было перекинуться парой фраз о погоде, о природе...

Но когда она внезапно исчезла, Антон ощутил, что потерял какую-то большую свою часть. Поэтому сегодня он хотел, кровь из носа, дождаться еë. Хотя бы поздороваться... Он соскучился и устал без неë. Антон, как ни старался, не мог понять, как же она к нему относится. А может, как раз сыграл свою роль этот внезапный еë отъезд, что он так накрутил себя. Ведь она даже повода не давала. Он предупредил охранника, чтобы тот сообщил, когда Светлана Николаевна будет уходить. И, может, по дороге...

Света вышла из банка в восьмом часу уже никакая. Двенадцать часов напряжëнной работы по разгребанию завалов после 10-дневного отдыха, а перед этим — две бессонные ночи, за которые ей удалось поспать не больше трех часов... Да ещë такие потрясения. Света никогда не мучила себя долгим раздумьем перед принятием решений. Но если решение принималось, оно больше не обсуждалось. Разрыв с Юлей, каким бы тяжëлым он сейчас ни казался, был необходим, жизненно важен. Не могла Светлана Николаевна себе позволить серьëзных отношений, тем более, любви, да ещë к девушке. И ставить этим под угрозу карьеру, да и жизнь вообще, она была не готова. Кроме того, она не узнала Татьяну, та стала совершенно другой за время их расставания. Когда они прощались на вокзале в Лисках, Света понимала, что эту Таню она больше не увидит, что по возвращении она познакомится с совершенно новым человеком — новой Таней, пусть даже похожей на ту, прежнюю. Но результат превзошëл все мыслимые ожидания. Они не смогли даже найти общих тем для разговора. Света впервые за много лет почувствовала себя в Воронеже чужой... А ещë и Жанна ушла...

Когда Светлана Николаевна дошла до Дворца бракосочетания, еë окликнул Антон. Светлане пришлось подождать, идти до остановки одной не хотелось. Тем более машину она давно отпустила, чтобы водитель зря еë не ждал.

—Что это вы так поздно, Антон Борисович?— дежурно спросила Светлана.

—А-а-а-а...— протянула Светлана, но без всяких эмоций. Она не понимала, как можно не справляться со своими обязанностями в рабочее время. «Плохонький работник...»

Когда переходили через дорогу на Пушкинской, Света чуть под машину не попала, хорошо, что Антон вовремя приостановил еë, взяв за руку. Только тут она поняла, как же сильно устала. Они уже дошли до перекрестка, когда Антон попросил еë подождать минутку. Он вернулся метров на пять, туда, где всегда продавали цветы, не торгуясь, купил изумительно красивую алую розу, и, подойдя к Светлане, торжественно вручил еë:

—Спасибо!— Света приняла розу... Она не понимала:— Что это значит, Антон Борисович?

—Я за Вами ухаживаю,— улыбнувшись и пожав плечами, ответил он.

Светлана Николаевна внимательно посмотрела на Антона. Это же принципиально новый поворот... Она поднесла розу к лицу, уловила еë нежный аромат, и медленно пошла. В еë голове разрабатывался план действий. Только подойдя к остановке и увидев ещë не рассосавшуюся толпу часа пик, Светлана предложила:

—Антон Борисович, а вы не против пройтись со мной пару остановок?

—С вами... с удовольствием,— улыбнулся Антон.

«Вот теперь можно начинать»,— решила для себя Света, и, прищурив глазки, чтобы молодой человек не заметил злого чëртика, носившегося там как электровеник, принялась бесцеремонно расспрашивать:

—Скажите, Антон Борисович, вы ревнивый человек?— начала Светлана сразу с самого главного.

—Не знаю. Мне ещë не довелось испытывать такого чувства. Женат-то не был.

—Вот и я не была, почти... Но на ревности сломалась — разбежались.

—Вы уже были замужем?— искренне удивился Антон. О еë личной жизни никто никогда в банке не разговаривал. Она была вне критики, вне обсуждения...

—Мне же не семнадцать лет. И это уже сейчас не важно. Я только хотела выяснить один вопрос. У меня есть одна знакомая... она собралась замуж, но у неë есть одно, так сказать, беспокойство. Она иногда — не чаще одного раза в неделю — будет уходить из дома почти на всю ночь... Вы бы на месте мужа разрешили бы это?

—Нет. Если только вы будете сильно допытываться, соврëт что-нибудь подходящее.

—Значит, возражали бы. Жаль... Но я точно знаю, что не к мужику. Это ей не нужно, тем более при живом-то муже,— Светлана хитро улыбалась.

—Только под вашу гарантию,— тоже улыбнувшись, ответил Антон. Ему очень нравилось, когда на этом всегда серьëзном лице мелькала улыбка.

—А если бы это была... я?— Светлана посмотрела слишком серьëзно.

Антон с трудом сглотнул. Светлана, наконец, оторвала свой гипнотизирующий взгляд. Они снова шли молча. Каждый думал о своëм. Света решила, что есть одно средство борьбы с несчастной любовью: замена проблемы. И есть только одно решение: выйти замуж, чтобы больше о любви и не задумываться никогда. И за такого, который... который еë устроит. И занять себя будет чем, и дурные мысли сразу пропадут. Антон вполне годился для такой роли. «И чего же мне не хватает? Вполне подходит: высокий, красивый... в меру, конечно, не пьëт... Да мало ли у человека может быть достоинств, если поискать? Тем более, я знаю, что давно ему нравлюсь!»

Неудобно было идти и разговаривать, поэтому Света предложила зайти в кафе «Гулливер» перекусить, молодой человек сразу же согласился... Заказали ужин и расположились друг против друга. Антон к этому времени оправился от такого поворота и чуть успокоился:

—Вас бы я отпустил куда угодно... Даже с кем угодно. Под ваше честное слово.

—О, уже хорошо. Так вы скажите... Может, давай на «ты»... Раз так пошло...

—Скажи мне, Антон, зачем тебе жена-начальница?

—Я же тебе сказала — я... Ты действительно хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж?

—Я... Ты... Я только хотел предложить... попробовать... может, получится. Ты мне очень нравишься,— Антон с трудом выговаривал те слова, которые приходили на ум. Слишком неожиданным был для него такой поворот разговора.

—Хорошо,— кивнула Света,— Но, всë-таки... Несоответствие в уровне тебя не пугает? Тем более, ты же не сможешь работать у меня в подчинении?

—Да, могут... Под шефом уже давно кресло качается.

—И я про то. Новые условия, нужны новые кадры, не то, что сейчас... Нет, я не представляю, как мы с тобой будем жить.

—Это твоë предложение так неожиданно,— собираясь с мыслями, Антон снова пытался успокоиться. Он не был из робкого десятка, но и не попадал ни разу в такие перипетии. Было однажды похожее состояние, когда он на первом курсе чуть не залетел... Когда после одной ночи дамочка, краснея и стесняясь, давила на него как танк, заставляя сделать предложение, потому как она уже беременна от него. Он тогда молчал и только пытался выбраться из-под этого прессинга. Он до сих пор не понимал, каким образом ему удалось отказаться...

—Это, вообще-то, твоë предложение,— улыбалась Света.— Ты что, уже не согласен? А я уж подумала, ну чем мне не жених? Тем более пора выходить замуж, потом ребëнка родить... Слушай, а ты знаешь, что тебе с ним придëтся сидеть, я же не смогу так надолго оставить банк. Ты готов?

—Наверное... Вообще, я с тобой готов... на всë.

Света снова хитро улыбалась... «Готов? Ну-ну».

—А как же твоя карьера? Тем более, неравенство в материальном взносе в семью. Мужчина же должен быть добытчиком?

—Это необязательно. У каждого свои способности. Я признаю, что у тебя возможностей больше и способностей сверх меры... А эти понятия давно устарели и только мешают жить.

—Значит, согласен? Но я же ещë и готовить не умею, стирать не люблю, убирать... У меня трëхкомнатная... Представляешь, я в одну комнату захожу раз в месяц, и только затем, чтобы убрать там.

—Справимся. Я думаю, найдëм способ, как решить эту проблему...

—Ну что, в среду идëм подавать заявление?— Света поставила вопрос ребром. Ей уже не нравились его реакции, тем более, перспективы, какими она их увидела.

—Света, я не пойму, ты издеваешься надо мной?— взбрыкнул Антон.— Или... что ты хочешь?

—Нет, теперь я ничего не понимаю... Ты предложил мне серьëзные отношения. Я подумала, что в них много резона... Я только обрисовала своë видение данной проблемы... А от тебя хочу твоë решение. Любое,— Света уже злилась и даже не скрывала этого.

—Знаешь, я, наверное, откажусь. У меня странное ощущение. Будто я девушка, а не ты. Будто ты мне предлагаешь выйти за тебя замуж, а я ищу повод, чтобы тебе отказать.

—Вот так даже? Да, и мне это не нравится. Значит, оставим этот разговор. Согласен?

—А есть ли надежда, что он продолжится?— сомнения Антона были велики. В тот раз он хотя бы трахнул, а тут... взять и жениться ни с того ни с сего.

—Надежда умирает последней. Нет, ты серьëзно хотел бы мне сделать предложение?

—Я думал об этом. Но... к тебе же... Ни с какого бока не подъедешь...

—Но ты же подумал... А всë-таки? Как, по-твоему, могут сложиться у нас отношения, если поженимся?

—Это интересно. И с чего же мы начнëм?— Светлану уже раздражал этот разговор. Она понимала уже, что зря повелась на предложение Антона, толку не будет.

—Света, ну почему ты так спешишь? Я же только хотел тебе предложить... Надо поговорить, пообщаться, потом... потом...

—Да, постель... Секс — это немаловажно. Вдруг, тебе со мной не понравится...

—Ты смеëшься?.. Ты вечером свободна? Или сегодня как раз уходишь на всю ночь?

—И свободна, и никуда не ухожу, и никуда не пойду...— грустно сказала Света.

—Случилось — не случилось? Какая разница. Ты же не готов... Никто не готов помочь... Даже скажу больше — никто не может помочь,— в еë глазах даже заблестели слезинки.

—Значит, в среду заявление, а через два месяца свадьба. На моих условиях...

—Жаль. Я подождать могу до среды, но не уверена, что моë решение к тому времени останется прежним... Жаль... Извини, если что не так...

—Если бы я себя понимала... Я просто подумала, что ты мне подходишь... для брака... Извини, если убила твою иллюзию.

Они долго ели молча, пока Антон не решился ещë раз предложить:

—А может, завтра куда-нибудь сходим? Или на шашлыки в лес махнëм?

—Ты же сказал, что не можешь... принять решение. Значит, ждëм среды... Или твоего положительного ответа. А до тех пор — всë это — невозможно. Так что у меня пока всë. Не обижайся... Я сама не знаю, что творю,— Светлана Николаевна открыла сумочку, достала кошелëк, положила пару сотенных бумажек, встала из-за стола и стала снова серьëзной и независимой — начальницей...— Провожать меня не надо,— сказала, как отрезала, и ушла.

Света уже решила — не нужен! Не пойдëт! Ладно, ну их, эти дела сердечные, надо работать! Тем более, надо сначала стать управляющей банком...

Антон остался один. С одной стороны он был готов согласиться на этот брак... Но перспективы, которые нарисовала Света для них, отрезвили его. Слишком грохотно... Хотя, что он хотел от брака? И можно ли по-другому? Кто его знает... И вообще, она ли это? Его избранница? Тем более, так надолго...

Света пришла домой, немного поплакала над собой, что позволяла себе крайне редко, и заснула, как убитая. Наутро, несмотря на то, что была суббота, она снова весь день работала, и к 22-00 почти всë доделала. Работа до изнеможения давала свои положительные результаты — времени для раздумий не оставалось совсем. Но в воскресенье на работу выйти не удалось — в банке никого не было. Да и не принято было... Поэтому она весь день драила квартиру... Из личных дел удалось только позвонить маме — лучше бы и не звонила — практически молча выслушала проповедь о себе, как непутëвой дочери, которая совершенно забыла родителей, и плюëт на то, что... Еле-еле дождалась перерыва в длиннющем мамином монологе, чтобы закончить ненужный разговор. И снова за уборку. Чтобы ни о чëм не думать, ничего не решать.

Всю ночь практически не спала. В голову лезли одни дурные мысли, а когда удалось задремать, просыпалась от внезапно приснившегося кошмара. Жизнь с еë беспросветностью казалась вот такой же жутко-чëрно-серой, как ночь за окном, как мрак квартиры. И ни лучика, ни путеводной звëздочки. И удушливый спëртый воздух, которым даже дышать было тяжело. Мало того, ощущение тревоги росло с каждым часом... Самое главное, непонятно от чего — беспричинно...

А в понедельник произошло ещë более ужасное. Кризис. Дефолт. Банковская система рушилась на глазах вместе с ежечасным падением рубля. Телефон разрывался новыми звонками, лишь трубка опускалась на клавиши. Светлана Николаевна работала, как белка в колесе, не останавливалась ни на секунду. Решения приходили немедленно. Проситель не успевал даже до конца сформулировать свой вопрос, как Светлана перебивала и направляла человека к тому или иному своему доверенному лицу, или в какие-то конторы, где человеку решали проблему.

А кроме всего прочего, Светлану мучили чисто женские проблемы — как никогда болезненные. Медицинские препараты — пенталгин и но-шпа — хоть и помогали, но кратковременно. К двум часам дня не только мобильник разрядился, но и вода в графине закончилась. А таблеток выпито — не считано. Иногда она забывала про свою боль, но та настигала сразу же, как появлялась хоть одна секунда, не занятая работой, как только внимание Светланы Николаевны переключалось, как только она ставила «птицу» на очередном решëнном вопросе. Она даже не обедала сегодня — не только есть не хотелось, но и совершенно не было времени. Ни секундочки.

В начале третьего поток посетителей и звонков прекратился. В кабинете повисла гробовая тишина. Недавно выпитые три таблетки обезболивающего действовали на полную катушку. Светлана Николаевна смотрела в цифры баланса и ей дошло: у неë больше нет работы. 98% средств вложено в ГКО-шки, а их заморозили на 5 лет. Банку осталось существовать месяц-два, а с этими последними постановлениями, если не произойдëт что-то внешне глобальное, его или обанкротят, или придëтся надолго затянуть пояса и ждать, пока пройдëт несколько лет и обстановка в стране устаканится.

Вот теперь уже всë. И цели нет... «Управляющая разбитого корыта — это круто!— ухмыльнулась Света про себя...— Ладно, надо брать себя в руки!» Боль начала возвращаться. Раздался телефонный звонок. «Если снова про вклады, про валюту, я повешусь,— мелькнуло в голове у Светы, когда она поднимала трубку. Но оказалось, Антон Борисович попросил разрешения прийти.— Что это?!! Решился?.. Или по работе? А может, это соломинка? Нет! Не потянет и на соломинку...»

Антон вошëл и, не оценив ситуацию, доложился:

—Светлана Николаевна... Света. Я тебе во всëм честно признаюсь... Я решил, ещë в «Гулливере», что был не прав, начиная за тобой ухаживать. Потом, все выходные думал над твоим предложением. А сегодня понял, что мы с тобой сравнялись по положению: через месяц-два оба будем безработными. И можно начать... Подаëм заявление, потом два месяца до свадьбы. Я думаю, что мы научимся жить друг с другом... Я хочу, чтобы ты стала моей женой. А твои условия... Они уже изменились? Или нет...

—Поздно... Прости, что ввела в заблуждение,— Светлана смотрела на него такими жуткими, безжизненными глазами, что Антон испугался.— Условия изменились, но мы с тобой остались те же... Я тоже буду откровенна, можно? Даже если бы ты тогда выбежал за мной, было бы уже поздно. Я решила, что замуж не выйду никогда. Это моë окончательное решение.

—Да, тогда я была бы твоей и только твоей. Я же тебе обещала.

—Такая, какая есть, где же другую взять? Если хочешь, и я на этом абсолютно не настаиваю... Я могу тебе подарить в качестве компенсации за причинëнные неудобства и терзания три или четыре ночи.

Антон недоумëнно посмотрел на неë... «Что она ещë придумала?» Светлана продолжила:

—Когда я захочу ребëнка, я могу пообещать, что рожу его от тебя. Но опять же на таких условиях, что ты никогда не будешь предъявлять прав на него, и даже не будешь помогать его воспитывать...— Светлана Николаевна замолчала. Еë слова вызвали у Антона бурю протеста... Поэтому Света, пожав плечами, резюмировала:— Такая я скотина...

—Как же с тобой тяжело. И снова двадцать минут на размышление?

—Нет. Думай сколько хочешь. Я же говорила тебе, что была бы тебе верной женой, как обещала тогда. Но сейчас условия изменились. Я стала к себе ещë хуже относиться. Прости. Но если вдруг... если когда вдруг, я захочу ребëнка... я найду тебя, будешь ты женат — не женат, захочешь — не захочешь — всë будет зависеть от того времени... Тогда и дам тебе дней десять на раздумье. Так согласен?

—Света, Света...— тяжело вздохнул Антон.— С тобой трудно согласиться, а не соглашаться ещë труднее. На это согласен. У тебя какая-то власть...

—И никому, даже мне, она ничего хорошего не несëт. Ещë раз, прости и не обижайся.

Антон ушëл от Светланы в растрëпанных чувствах... «Да, она извинилась. Да, она решила... Да, ей по большому счëту плевать на моë сегодняшнее решение...» Он матерно выругался, про себя, и пошëл в свой кабинет.

Через несколько секунд дверь открылась, и личный секретарь Светланы Николаевны проследовала грациозной походкой к столу начальницы. «Хорошо идëт»,— подумала Света, в еë голове план приобрëл недостающие детали...

—Раздевайся!— сказала Светлана Николаевна совершенно бесстрастным тоном.

—Что вы сказали?— не поняла сразу Алла, хотя она чëтко слышала это слово.

Алла положила папку для бумаг на стол и, покраснев, начала расстëгивать блузку. Она, конечно же, была опытной секретаршей, и понимала, что обращение по селектору к ней по имени-отчеству не предвещало ничего хорошего, а если она сейчас воспротивится, это может вызвать самые-самые непредсказуемые последствия. Алла видела, как заходил в этот кабинет Антон Борисович по «личному вопросу», и каким он отсюда вышел... А было это всего несколько минут назад. Обсуждать приказы начальников Алла не умела, да и не приходилось ещë никогда в жизни... Еë даже не задело то, что Светлана Николаевна ни с того ни с сего перешла на «ты»... Поэтому, она, молясь про себя, чтобы никто не ворвался в кабинет, расстегнула блузку, и замерла на несколько секунд. Она даже оглянулась, ей показалось, что в приëмную кто-то вошëл. Она подняла глаза на зарвавшуюся начальницу... Но то, что Алла увидела — интерес, любопытство, и ещë что-то необычное... — тяжëлая грусть очень уставшего человека... Это перенаправило еë мысли... Она только ещë раз обернулась на дверь... и снова на Светлану Николаевну.

—Ты двери хочешь закрыть?— спросила Света. Алла только чуть кивнула.— Иди, закрой.

С облегчением вздохнув, Алла быстро закрыла дверь, вернулась к столу, и продолжила раздеваться. Она всë ждала хоть слова, которым еë остановят, но стоило поднять глаза, как руки сами переходили к очередной вещи, которая быстро перекочëвывала с Аллы на стоящий рядом стул. Такое было между ними в первый раз. Никогда Светлана Николаевна не позволяла себе даже намекнуть на интимные отношения. А тут вдруг, и так сразу... Света очень внимательно изучала открывающееся тело. От тесного белья оставались следы, но они не мешали. Не мешало и то, что у Аллы, имевшей в свои 32 года двоих детей, остались растяжки на животе... И даже немного полноватые бëдра не портили общей картины. И смущение у Аллы прошло как-то само собой. Оставшись совершенно обнажëнной, она поначалу прикрылась руками, но потом и их опустила.

—Алла, ты чего-нибудь хочешь?— наконец-то спросила Светлана.

—Вас...— не то утверждая, не то спрашивая, тихо-тихо произнесла Алла, но заметив, как тень гримасы боли скользнула по лицу Светы, покачала отрицательно головой...— Не знаю.

—Тоже — нет, наверное...— если еë попросили раздеться, значит, так было нужно. Зачем, она не понимала. Объяснят...

—Ты знаешь, Алла, мне сегодня дошло, что у меня практически нет работы. Сколько я здесь ещë продержусь, одному Богу известно... Вот такие дела. Знаешь, что бы я хотела?

—Я тут недавно узнала, что человек, которому нечем закрыться, не за что спрятаться, говорит совершенно по-другому. Даже слова не такие... А перед Богом... мы ведь всегда, как голые на Его ладошках... Вот если бы я тебя попросила, так же откровенно, как сейчас стоишь, сказать что ты обо мне думаешь... Ты бы смогла?

—Может, и мне раздеться, чтобы мы были в одинаковом положении?— спросила Света.

—Я попробую... В первый раз я обратила на вас внимание, когда вас назначили начальником отдела. Конечно, я знаю, как вы к нам попали. Шефу позвонил какой-то высокопоставленный человек из Москвы и попросил взять вас на работу. Он сказал, что вы ему понравились своим умением учиться, схватывать всë на лету, ещë чем-то... я забыла... Не важно. Главное, он попросил оказать вам в первое время поддержку, а там, как получится. Не знаю, чем вы так покорили наше начальство, но когда стали начальником отдела, да ещë с такой поддержкой, вы начали свою деятельность довольно круто. В первый месяц уволили любовницу главы администрации Советского района. Это было событие для нашего банка. Я не знаю, как долго у вас было это право на безнаказанность, но, странное дело, через три месяца уже ни начальство, ни подчинëнные не сомневались в том, что вы заслуженно занимаете своë место. Показатели отдела неуклонно поползли вверх. Ни от кого я так и не услышала ничего плохого в ваш адрес. Начальница из вас хоть куда! Поэтому, когда вас назначили на место моего бывшего шефа, я даже не сомневалась, что мы с вами найдëм общий язык. Но поначалу было очень трудно мне с вами, честно. Да, вы освободили меня от ненужной работы, но вы перекроили мои обязанности так, что я даже собиралась попроситься уйти. Частично ведь я и не знала, что должна этим заниматься. Но, вскоре освоилась... Тем более, что стало больше свободного времени, и я могла не скучать одна в приëмной, гоняя шарики, когда вы работаете, а со спокойной совестью идти домой. За это спасибо,— Алла замолчала, она так и не знала, в ту ли она сторону говорит или нет. Глаза Светы всë так же блуждали по телу Аллы, чаще всего задерживаясь на лице. Светлана не спрашивала, ни уточняла ничего... Она, казалось, хотела что-то ещë узнать. Поэтому Алла продолжила:— И всë равно, вы были начальницей, и больше никем. Слишком велика была дистанция между вами и вашими подчинëнными. Да, вы всегда в курсе всего, что происходит у каждого вашего сотрудника. Иногда даже я узнавала о некоторых событиях значительно позже вас. Но я общаюсь с людьми... а вы? Вы ведь даже на наших праздниках бывали чисто для галочки, чтобы отметиться. И ещë, полнейшая ваша осведомлëнность делами всех, и полное отсутствие информации о вас, делали своë дело. Каких только слухов о вас не ходило. Но они как появлялись, так и исчезали, не найдя дальнейшей подпитки. Кому-то приходилось выдумывать что-то новое... Но и это к вам не прилипало.

—Ладно, дифирамбы закончили. Давай негатив.

—Да, это участие в жизни других, это же только для того, чтобы человек работал на вас с желанием, а не из-под палки. И полная закрытость информации о вас... Нет у вас чего-то человеческого... Временами, особенно вначале, мне казалось, что вы — инопланетянка. Нельзя столько много и так работать. Будто у вас остался именно сегодняшний день, и он — последний, и надо всë успеть именно сегодня, но назавтра оказывалось то же самое. Я долго привыкала к этому. Я даже иногда думала, что тоже становлюсь роботом рядом с вами,— Алла сказала это и надолго замолчала, пока Светлана Николаевна не прервала паузу.

—Я вот тут думала... Я два дня вижу вас человеком: в пятницу и сегодня, и даже сейчас не понимаю, как мне комфортнее с вами работать.

—Уже интереснее,— подбодрила Светлана Николаевна.

—Вы не подумайте...— сказала Алла и осеклась, ведь Светлана требовала откровенности,— Я не то хотела сказать... Вот в пятницу, когда я перед вами тут распиналась минут двадцать, рассказывая, что произошло в банке за время вашего отсутствия, вы сделали вид, что не слушаете меня, что не заметили меня... И послали за пирожками. Я пока ходила за ними, чуть не плакала от обиды, но обида забылась к вечеру. Несмотря на то, что вы повели себя так, как никогда до этого себе не позволяли, вы ведь работали часов до 8, да ещë и в субботу были весь день... а могли бы и меня вызвать. Поэтому я вас оправдала... не сегодня, когда узнала про субботу, а когда в пятницу домой шла... Но это — мелочи. Ну и сегодня... вот то, что сейчас происходит... Не понимаю почему, но я на тебя даже не обижаюсь... Антон приходил замуж звать?

—Это правильно,— Алла подошла поближе, наклонилась и почти шëпотом сказала:— А ещë... знаете... август, кабинет...— Алла замолчала.

—Неделю назад ты была в поликлинике с девочкой, ты же мне этого в пятницу не рассказывала, и что докторица участковая, пигалица, не на своëм месте, и ничего не понимает, лечит ребëнка от кашля, а надо от аллергии. Я тебе найду хорошего врача. А ещë я знаю, что за тем августом... последовал ноябрь... потом май...

—И очень большая вероятность, что девочка его.

—Мне тоже так кажется... Но она вырастет нормальным человеком, по крайней мере, порядочной.

—Знаешь, Алла, мне кажется, что у меня сейчас ситуация очень похожа на ту, твою... Я просто хотела спросить, что ты решила, что поняла такое, что смогла жить дальше? Мне не за что даже уцепиться.

—Знаю, в «Аннушке»,— тихо-тихо сказала Света.

—Теперь всë понятно. Да, одним выстрелом можно было всë решить. А ты умна! Или помогу, или второе... Ты знаешь, я ведь была уже на четвëртом месяце на его похоронах. И там, у его могилы, решила, что ребëнок будет жить, жить вместо него... Я себя простила за всë. Долги оплачены, муж не против ребëнка, и шанс... что я научусь сама жить и еë научу. Пока вроде бы получалось...

—Прости меня, пожалуйста,— поднявшись с кресла и обняв Аллу, прошептала на ушко Света,— меня загнали в такой угол... или я сама загналась...

—Да знаю я, что и обидно... А секса мне сегодня и нельзя — красный день календаря. А ты бы согласилась? У тебя такое было?

—Не было, но согласилась бы, конечно. Приказы начальства выполняются, а обжалуются потом...

—Знаю, как ты обжалуешь их,— вздохнула Света,— ой, как же плохо, бал-л-лин... прям, терпения нет,— она открыла ящик стола, достала две таблетки но-шпы, одну пенталгина, потянулась к графину.

—Сейчас водички принесу,— схватив графин, кинулась к двери Алла.

Пока Алла одевалась и ходила за водой, Светлана Николаевна достала из стола деньги, положила в конверт... Запивая таблетки, она протянула конверт Алле.

Алла открыла, посмотрела... Доллары, не меньше тысячи, а то и двух.

—Нисколечки. Тем более, я не знаю, что будет завтра, и где мы с тобой будем.

—Я тоже! У тебя есть перспективы. Ты не обижаешься, что я тебя на «ты» называла?

—Аналогично,— улыбнулась Алла.— Ну, я пойду... не буду мешать работать.

—Можно я ещë побуду человеком? А работа... ну еë, устала я. И, знаешь, я хотела бы продолжить, если можно.

—Тогда, может быть, и ты скажешь?.. Об этом не только мы с тобой знаем?

—Не знаю... Вообще, я только догадалась, а остальным — выгоднее считать, что официальная версия — действительна.

—Скорее всего... Ведь даже тот мужик, с которым ты в кафе разговаривала, в августе 1996-го погиб в автокатастрофе между Ростовом и Новочеркасском. Да и я... что я знаю? Только внешнюю сторону, да и то, не всю.

—Скорее, кирпич за пазухой. И иногда он очень тянет... Напоминает больно... Вообще, я тебе расскажу... Его перевели к нам с понижением, за какие такие заслуги, я не выясняла, но в зарплате он потерял, в положении тоже. Было за что, я так думаю.

—У него слишком много было врагов, кому он дорогу перешëл или кинул, поэтому в таком конце могли заподозрить кого угодно, кроме тебя. А моральное удовлетворение получили многие... Но даже дело не заводилось...

—Вот, пришëл он к нам в начале июня, сначала я подумала, что вполне презентабельный человек, средних лет, на вид ему было лет 50.

—Я знаю, то есть сразу узнала, в личном деле. И целых три недели мы настойчиво и упорно притирались друг к другу. Но наши отношения не касались ничего другого, кроме работы. Как и со всеми моими предыдущими начальниками. Но тут произошло ЧП для меня. Был какой-то праздник, чей-то день рождения... Ну и все укушались, и он потащил меня к себе в кабинет. Сил противостоять или сопротивляться не было никаких. Он что-то пытался сделать, кажется, даже трахнул, я точно не помню... слишком пьяная была... он тоже. Но наутро он пришëл, весь такой огорчëнный, извинился за своë свинское поведение. И всë пошло нормально, даже лучше чем прежде. А там и мой день рождения пришел. Он подарил огромный букет роз, и серëжки... золотые. И весь был такой галантный. И даже поцелуй в щëку был дежурный, отеческий... Но прошло дней десять и новый инцидент... нет, я тогда это так не воспринимала... Сразу после работы он вызвал меня в кабинет, мы о чëм-то долго разговаривали, он жаловался на несправедливость мира, нëс чушь какую-то про непонимание жены, а руки блуждали у меня под блузкой, под юбкой... Я не устояла... Зачем? Не понимаю. Уговаривал? Да. Я не хотела? Тоже ведь, да. Но ведь отдалась же! Не понравилось. Тоже помню. А совесть совсем замучила, когда домой пришла. Казалось, муж сейчас услышит запах чужого мужика, запах секса... и всë, скандал, развод. А оно мне надо? Но муж ничего не заметил, или не подал виду. Виноватой я, всë равно, себя чувствовала. Второй раз в жизни изменила мужу, и всë с одним и тем же. Вообще, не понимаю, какую он надо мной имел власть? Потому что ни в первый раз, ни во второй ему долго и уговаривать не пришлось. Он просто брал своë, как должное.

На следующий день он дежурно поздоровался со мной, будто вчера ничего, вообще, не было... А ещë через пару дней началось... Он вызывал меня к себе в любое удобное для него время, как будто чаю подать или кофе, и если говорил: «Закрывай дверь!», я уже знала, что будет. Он удовлетворял свои желания, как ему хотелось. Да, это было не так часто... раз-два в неделю... но меня никто не спрашивал, ни мнения моего, ни о моих ощущениях... закончит, погладит по голове и говорит: «Иди, работай!» И самое главное, он даже не предохранялся и мне не давал, типа, не мешай, потом всë сделаешь, что там тебе нужно. А у меня с каждым разом росла ненависть к себе, к нему... каждый раз выходя из кабинета, чуть не плача, я обещала себе, что в следующий раз я не позволю. Откажусь, чего бы это мне ни стоило, но... следующий раз опять происходило по заведëнному сценарию. И я до сих пор не понимаю, каким образом ему удавалось подчинить меня. Не просто подчинить, подавить все мои желания... И с мужем я перестала предохраняться... и за это себя ненавидела ещë больше. Чтобы на всякий случай, если вдруг, что случится... чтобы меньше было поводов для разборок.

Ну и... не прошло и двух месяцев, как дела не пришли. Задержка была дня три... нервы были на пределе, и, самое главное, я могла только дома срывать своë зло: то на муже, то на ребëнке. А тут он в очередной раз предлагает закрыть двери.

—Я не буду...— взбрыкнула я.— Я сегодня не могу.

—Чего? Я что-то не понял... ну-ка бегом раздевайся!

—Я не хочу больше...— уже с меньшей решительностью сказала я.

—А кто тебя спрашивает? Вот с дверью ты хорошо придумала. Пусть будет открыта. Тебе же хуже,— он гадко ухмыльнулся, подошëл ко мне поближе... взялся между ног...— Ну, я же говорю, делов нет, так что, не ломайся, раздевайся.

—По какому праву?— я уже не кричала, просто спрашивала. Но вопрос оказался риторическим, и отвечать он на него и не собирался. Он заломил мне руку, нагнул на стол, задрал юбку, порвал трусы и изнасиловал... Я не кричала, не звала на помощь, тихо ревела, ëрзая по столу. Я была раздавлена, было больно... противно... Когда он закончил, поднял меня, развернул к себе:

—Ну что, раздеваться сама будешь, или рвать всë остальное?— он был злой и решил не заканчивать как обычно.

Пришлось раздеться. После этого он уже делал со мной что хотел. Все силы оставили меня. Да, дверь он всë же закрыл. И... самое страшное... я ведь в этой ситуации в первый раз с ним кончила... как никогда с мужем не бывало... валяясь на полу, вся грязная, уничтоженная, раздавленная физически и морально... Я истекала в оргазме и ненавидела себя одновременно...

Он меня отпустил, когда уже в банке никого не было...

Но перед этим сказал... сказал такую гадость... что я и повторить это не знаю как... я попробую...

—Ты вот спрашивала, по какому праву?— довольно улыбаясь, проповедовал он, а я не могла даже подняться с пола — сил не было.— А вот по тому самому. Ты думаешь, что заваривая чай или напечатав пару бумажек в день, ты отрабатываешь свою зарплату? Вот проститутка и та чище тебя. Проститутка та зарабатывает себе на жизнь. Как может и чем может. А ты чем лучше? Ты — обычная шалава, которая при виде члена теряет волю, разум... только бы заполучить его... а зачем? Удовлетворить свою похоть. Ты же не человек... — животное...

Как ушла из банка, как добралась домой, как отмокала в ванной... ничего не помню... только помню, что вода уже стала холодной, когда я из неë выбралась. На работу на следующий день не пошла... через три дня сумела выбраться из дома, оформила больничный — бытовая травма. Пусть лучше такой, чем по статье уволят. Ну, а когда через пару недель отошла... забежала в банк, отнесла больничный, оставила два заявления на отпуск и на увольнение. Но план мести был готов. И пока он не выполнился, я ни о чëм больше и думать не могла.

Только стоя на кладбище, видя его в первый раз после того дня, да ещë в гробу, я поняла, что натворила. И там решила жить.

Света слушала не перебивая. И даже когда Алла, улетев куда-то в свои мысли, надолго замолчала, не сказала ни слова. Какие тут слова найдëшь, когда и успокаивать не надо, и давать оценок нельзя.

—А ты знаешь, Свет, он же мне звонил... Пару раз... В первый раз спросил, почему я не вышла на работу, и даже извинился. Сказал, что всë компенсирует. Скотина! Как будто деньгами можно оплатить всë — страдания, терзания, предательство... А когда узнал, что я ухожу, тоже позвонил... Попросил встретиться. Я, собрав всю волю в кулак, сказала, что больше нам разговаривать не о чем.

—Разминëмся. Я живу на восьмом этаже, а под балконом — асфальт.

—Заткнись, пожалуйста,— я не только сказала грубо, но и перешла на «ты», а он, как будто и не заметил этого, даже начал оправдываться:

—Я же попросил прощения... На меня нашло что-то в тот день...

—А человеком я для тебя не была никогда... Поэтому... я не хочу видеть никого, тебя в особенности.

Больше он меня не доставал в реале. Но со мной он был всë время. Пока дома был хоть кто-нибудь, я собиралась и на полном автомате посвящала себя домашним делам. Готовила, убирала, ухаживала за своими мужиками, даже ругаться с ними перестала... Но стоило мне остаться одной: когда муж уйдëт на работу, а сын в сад, или я спать лягу, сразу появлялся он, со своей гнусной улыбочкой, со своими гадостями, высказанными в абсолютной уверенности... Не то страшно, что он меня изнасиловал, моë непротивление предыдущим насилиям привело к этому. И даже не то, что он меня обозвал, сказав то, что про меня думает. Страшнее всего было то, что я сама считала это правдой про себя, и что мне снова хотелось туда в кабинет, на пол... И если бы он в последний раз вместо оправдания приказал мне явиться немедленно, я бы пошла... чтобы пройти всë заново. Представляешь? Ведь даже сегодня... я хотела этого, хотела повторения, в первый раз после его похорон. Не знаю, что было бы после этого, но я бы сделала всë, что бы ты ни приказала. Да и рассказываю тебе всю эту историю только из-за этого. Не только потому, что ты и так всë знаешь, но и потому что ты себе позволила приказать. Странно, значит, снова я зашла не туда.

Понимаешь, Света, вот когда загоняешься на самое-самое дно, откуда уже невозможно падать глубже, когда все обстоятельства сложились против тебя, тогда начинаешь всë-всë переосмысливать. Меняется система ценностей, совершенно. Поначалу кажется, что смерть самое лëгкое, что можно только придумать. Потому как тебя больше ничего не держит, ни маленький сын, который тоже вырастет в такого же идиота, или почти такого, ни муж, которого уже обманула тысячи раз, а он даже не заметил этого... ни родители... да и вообще, ничего не нужно. А состояние было... это внутреннее... не дай Бог кому-нибудь такое пережить. Знаешь, я страшно мучилась в первую беременность от токсикоза, больше половины времени, свободного ото сна, проводила в обнимку с унитазом. А во вторую... я даже не помню... был ли этот токсикоз вообще... На душе было так хреново, что страданий тела я и не чувствовала.

Ну и похороны. Специально туда попëрлась. Сначала стояла в сторонке, потом подошла поближе, сказать, что его ребëнок у меня... Увидела вдову — она мне даже внешне не понравилась. Дочь его, лет 15-ти, которую я сиротой оставила... И не сказала ему ничего, даже в душе. Только решила, что я должна исправить то, что натворили мы с ним. Простила его и себя заодно. Наша Вика меня спасла задолго до своего рождения. Появился смысл жизни, появилось неумолимое желание жить. И научить еë быть Человеком. А этому можно научить, только будучи самой такой. Вот и учусь с тех пор. Спасибо тебе, Светлана Николаевна!

—За то, что я исповедалась, покаялась, смогла рассказать тебе... Что вспомнила всë задуманное. И укрепилась в решимости сделать это. Бог — он всë видит. И если Он позволил всему этому произойти, то есть надежда, что простит, если я всë правильно сделаю.

—Не выдумывай! Я тебе помочь не могу. Решение своих проблем сама найдëшь со временем. Ведь ты мне даже рассказать не можешь, что у тебя произошло. Я и спрашивать не буду, не потому что мне не интересно или не нужно, а потому что ты ещë не готова. Ты только долетела до самого дна... А чужой опыт — он ведь только как аналогия, как подобная задача. Но ситуация у тебя далеко не та, и решения будут другие.

—Но я же услышала о смысле жизни... И я буду его искать.

Алла грустно улыбнулась... И вытерла слезинку, покатившуюся по Светиной щеке.

Дома Света, приняв таблетки, забралась под душ. Иногда это помогало... Но сегодня, в такую жару и в таком нервном напряжении, толку было мало... Вода немного сняла боль, но безвыходность ситуации, бесперспективность новой жизни, отсутствие желаний сразу встали на первый план... Было муторно, тошно... А если?.. Может, позвонить? Сказать: я согласна. Юля — это не Антон. И можно несмотря ни на что попробовать, вернуть... Что вернуть?.. Юлю?.. Любовь?.. Что? А она? Она согласится? Или?..

Рано утром Юля встала, собрала вещи, хотела сдать номер и на первом автобусе уехать на станцию Тоннельная. Но телефонный звонок в справочную вокзала сменил все планы. Утреннего поезда не было, на дневной — все билеты, даже бронь, были распроданы ещë за неделю. Оставалась только надежда уехать вечером. На завтраке за своим столиком Юля оказалась одна. Лена со Стасом, хорошо, если до обеда выберутся из номера. Неожиданно к ней подошел незнакомый мужчина и, поздоровавшись, спросил разрешения присесть. Юля не возражала.

—Я не успела подумать, чем мне себя занять, как сразу появились вы. Странно...

—Ничего странного. Я давно хотел к вам подойти, но всë никак не получалось... Леонид,— представился он.

—Юля. Чем же вызван интерес к моей персоне, позвольте узнать?

—Очень приятно... Юля, я человек военный, прямой... Поэтому, надеюсь на взаимную прямоту. Я хотел бы поговорить о вашей подруге — Свете. Если не захотите, можете смело посылать.

—Отчего же? Можно и о Свете поговорить. Она вас сильно напугала?

—Да, было такое. А вы тоже подверглись еë жестокому проникновению в ваши тайны, в вашу душу?

—Нет, Бог миловал. Но несколько наглядных примеров еë воздействия на других я видела. Так что же вас в ней интересует?

—Да. Мне так показалось. По крайней мере, я не заметила ничего, чтобы в этом усомниться,— улыбнулась Юля.— Рассказывайте, не стесняйтесь.

—Я встретил еë ночью в ресторане. Подумал, что девушка ищет развлечений, и присел к еë столику, поговорили... Потом, несмотря на еë уходы, прощания, мы оказались в еë номере. И так получилось, что развлечения ей были не так и нужны. Пока я спал, она писала рассказ. И спала-то она всего пару часов.

«Значит, Света меня обманула, сказала, что устала, как собака, и будет спать, а сама пошла в ресторан»,— Юля быстро сообразила, что единственная ночь, когда это могло произойти, это была первая, сразу после знакомства. Ведь остальные они провели вместе.

—Так что же случилось в ту ночь, что возникла потребность поговорить со мной? А если вы мне этим сделаете больно?

—Я — вам?— удивился Леонид.— Простите, заранее, я не хочу вам делать больно. Ни в коем случае.

—Успокойтесь, пожалуйста, это я так — гипотетически,— Юля даже подмигнула, чтобы не испугать Леонида.— Что же она в вас разрушила?

Так что почти весь день я общалась сначала с Леонидом, потом с Леной и Стасом. Погуляла по берегу моря, бросила в воду монетку, чтобы вернуться сюда ещë раз. Я была спокойна и собрана. Всë вокруг жило с какой-то неестественной точностью и без лишних движений. Даже автобус в этот раз двигался необычно быстро, совершенно не так, как в день приезда. Это радовало. Казалось, всë было настроено на то, чтобы у меня сегодня всë получилось. На вокзале было многолюдно, но в кассе, в которую я обратилась, тоже не было затруднений. Главное подойти к окошку предварительной продажи билетов, где продается бронь, она довольно часто снимается за несколько минут до отхода поезда. Пять минут на сдачу билета, пять минут покупка нового. А ещë через десять минут я уже располагалась на нижней полке скорого поезда, который нëс меня навстречу неизвестности. Волнения не было. Даже сожаления по поводу вчерашних происшествий не мучили. Всë было так, как надо.

Лежала, читала, спала, думала. В Ростове вышла на вокзал и дала телеграмму Свете: поезд, вагон, встречай! Без эмоций и решений. Одна информация. Хотя, день получился для поездки довольно-таки неудачный, но я ехала себе и ехала.

К вечеру жара стала спадать, на какой-то долгой остановке, кажется, Россошь, я вышла проветриться, а заодно купила вкусных яблок. Местное население в ожидании электрички толпилось на том же перроне и обсуждало очередной мыльный сериал «Прородригу». Я с пятого раза только смогла перевести на русский название: «Про Родриго», наверное, так главного героя звали. Я слушала этот полу-русский говор и улыбалась, да и было над чем:

—А Камила заходыть и кажэ: Ох, ты ж сука проклятущая, шоб тоби гадюци в гробу пэрекинуться...— показывая всю злость и желчь Камилы, говорила немолодая женщина в теле, с химией на голове, золотыми зубами и довольно прилично одетая.

—Шо? Так и каже?— переспрашивала вторая, как две капли, похожая на первую.

—Ага...— и неестественно коверкая русские слова, наверное, ещë имитируя интонацию Камилы, переводит:— Я тебя не-на-ви-жу...

Я улыбнулась, прослушала дальнейшую версию событий мексиканской жизни, и прошла в вагон. До Воронежа оставалось чуть больше трех часов. Читать больше не хотелось, необходимое для себя я уже нашла. Мысли давно стояли по полочкам. Осталось только дождаться... И увидеть. А вот увижу ли? Вопрос... Телеграмму я послала несколько часов назад. Она может еë не получить, еë может не быть в городе, она, вообще, не захочет со мной встретиться. Да, значит, вероятность того, что она меня встретит — меньше половины. А что мне тогда делать? Позвонить? Доехать? Стоп! Пока не произошло, что я буду гадать, и строить планы. Будет проблема — будет и решение. А сейчас, может, вздремнуть? Если встреча состоится, вечер предстоит тяжëлый. Мне надо будет объяснить своë поведение и свои решения.

Воронеж встретил огромным количеством огней. Но оказалось, что нужно ещë минут сорок ехать на поезде через весь город. Вовремя и совершенно неожиданно перед моими глазами поплыл перрон, залитый светом, со встречающими и бесцельно бродящими пассажирами. Я внимательно всматривалась в эту толпу и, наконец, заметила моë рыжее солнышко. С букетом роз! Она тревожно провожала взглядом каждое окошко, как будто опасалась, что я могла еë обмануть и не приехать. Не знаю почему, наверное, что-то было не так, и я не захотела рисоваться в окошке, а стала пробиваться к выходу. Она стояла напротив двери, нервно сжимая в руках цветы, и обрадовалась, заметив меня. И зря я думала, что еë не будет. Она пришла!!!

Но, странное дело... если я еë узнала в толпе, узнала издали, то когда вышла из вагона... я поняла, что я совершенно не знаю эту девушку. Это была не Света. Не моя Света. Я чуть не отшатнулась... Но, быстро собравшись, поняв, что у неë что-то очень страшное тут произошло, я взяла себя в руки. Изобразила радость... Обнялись... Света мучилась с цветами.

Она ещë сильнее растерялась, потупила взор, покраснела... и еле выдавила:

Я согласно кивнула головой, и через полчаса мы поставили машину на стоянку, в киоске по дороге купили бутылку красного сухого, и ещë через несколько минут сидели в Светиной квартире и потягивали вино.

Только выпив полбутылки, мы смогли начать разговаривать. Но разговор шëл через пень-колоду. То ли я сама взобралась на пьедестал, то ли Света меня туда водрузила, но мои мысли никак не находили должного отклика в еë глазах. Только иногда в них появлялся живой огонëк, но он сразу же исчезал, и я не могла смотреть в эти потухшие Светины глазки. Да, она принимала всë, что я говорила, принимала, скорее всего, к сведению, не более. Потому как мои мысли не поддерживались еë словами. Я испытывала жуткий дискомфорт и от еë непонимания и своего издевательства над бывшей моей любимой девушкой. Я не хотела этого, но так получалось... Решив, наконец, прекратить свои наезды, я намекнула, что не хило бы пойти спать. Снова живой огонëк в глазах. Попала! Ну, слава Богу! Значит, не всë потеряно.

Да тут ещë и дела... С одной стороны это было очень плохо, так как блокировало все сексуальные поползновения, но с другой стороны с таким общим настроем и секса могло не получиться. Не готовы мы были обе, поэтому в постели мы только обнялись и почти сразу заснули.

Проснулась я рано. Света, пока спала, пока еë глаза были закрыты, так была похожа на мою Свету, ту, которую я любила в Анапе. Но я знала, что стоит ей открыть глаза, как сразу станет всë на свои места: появится такая дистанция между нами, что еë можно мерить только килопарсеками... И любыми способами надо эту дистанцию сокращать. План первых шагов быстренько сформировался, оптимизировался и уже требовал своего выполнения. Я встала и потихоньку вышла на кухню готовить завтрак...

«Покажи мне любовь»: Афоризмы Литература Личности Музыка Критика Галерея Общество Лилит

Обратная связь: Реклама. Почта
c 1999-2011. Идея, дизайн, программирование Юля

Часть 3. Возвращение

Глава 1. Приезд