Аркадий Бутлицкий

«Четыре музы Ивана Бунина»

«Воспоминания - нечто страшное, что дано человеку словно в наказание...» Эти слова Ивана Алексеевича Бунина, великого русского писателя и поэта, нобелевского лауреата, как нельзя точно ложатся на его собственную биографию и свойственное ему мироощущение. С момента вынужденной эмиграции, а вернее, стремительного бегства из России, ввергнутой в пучину кровопролитной Гражданской войны, его до конца дней мучили воспоминания о прежней, как ему отныне представлялось, безмятежной жизни. А еще (и чем дальше - тем больше) будоражили память воспоминания и другого толка - об удачных и не совсем романах, которых, можно без преувеличения сказать, было много на его пути. В том числе некоторым образом «экзотических». И почти каждый из них в той или иной степени оставил след в его творчестве.
 

Перечитывая любимого Мопассана, Бунин заметил в дневнике: «Он единственный, посмевший без конца говорить, что жизнь человеческая вся под властью жажды женщины». В череде представительниц прекрасного пола, с которыми Бунина связывала та или иная степень близости, были четыре, которых можно считать музами писателя. Они в разные периоды жизни сопровождали его, вдохновляли, мучили или давали огромную радость и пробуждали творческий порыв.

Счет открыла Варвара Пащенко - первое серьезное увлечение Бунина, женщина, на которой он хотел жениться. То был 1891 год. Бунину едва перевалило за 20, когда завязывается этот «служебный роман», - Пащенко работала в то время корректором в «Орловском вестнике», куда частенько заглядывал со своими рассказами и стихами начинающий автор. В ту пору немало страстных, поэтичных признаний вылилось из-под его пера: «Варюша! Хорошая моя! Бесценная моя! Прежде всего - люблю тебя! Это для тебя не новость - но это слово, ей-богу, рвется у меня наружу. Если бы ты была со мною! Какими горячими и нежными ласками я доказал бы тебе это».

Варвара - постарше своего воздыхателя, у нее уже есть кое-какой житейский опыт. Бунин ей нравится, но смущает его молодость, неустроенность. К тому же ее отец - доктор Пащенко, у которого была в Ельце неплохая практика, - без обиняков заявляет влюбленному юноше, пришедшему просить руки его дочери, что он ей не пара, что прежде, чем думать о женитьбе, «нужно стать на ноги». Интересна реакция на случившееся «бесценной Варюши». Отвергнув предложение своего воздыхателя обвенчаться тайно, тем не менее она обещала, что «будет с ним по-прежнему жить нелегально как жена». В то же время Варвара начала встречаться с богатым помещиком Арсением Бибиковым, за которого в конце концов и вышла замуж. Иван Алексеевич так и не узнал, что к этому времени Пащенко-отец уже дал согласие на ее брак с Буниным, но «коварная Варвара» сделала другой выбор.

Эта юношеская сильная и трагическая любовь светло и одухотворенно отражена в пятой книге «Жизни Арсеньева». Разумеется, это не значит, что главная героиня бунинского повествования Лика - зеркальное отражение Пащенко, но автобиографическая основа романа и страниц, посвященных любви Алексея Арсеньева, была столь несомненна для близких писателя, что он незадолго до своей кончины полушутя сказал: «Вот я скоро умру... и вы увидите: Вера Николаевна (жена Бунина. - А.Б.) напишет заново «Жизнь Арсеньева».

Вообще же в нашей отечественной литературе до Бунина, пожалуй, не было писателя, в творчестве которого мотивы любви, страсти, чувства - во всех оттенках и переходах - играли бы столь значительную роль. Это и «Жизнь Арсеньева», и «Темные аллеи», и «Митина любовь»... И едва ли не самое примечательное, что наиболее крупные и известные его произведения, пронизанные любовной лирикой, написаны уже в эмиграции, почти на склоне жизни, когда многое передумано, порой переосмыслено. В «Темных аллеях» он напишет: «Всякая любовь - великое счастье, даже если она не разделена».

Прошло несколько лет, и стрела Купидона вновь поражает сердце влюбчивого молодого человека. Знакомство с Анной Николаевной Цакни увенчивается женитьбой. С фотографии 1898 года смотрит, обращенная в профиль, совершенно иная, чем Варвара Пащенко с ее чисто славянской внешностью, женщина. Черты лица правильные, хотя, как говорили современники, чуть-чуть тяжеловатые. Но в целом - красавица античного типа, что вполне соответствовало греческому происхождению суженой. В богатом доме Цакни бывала вся артистическая Одесса. Шумные застолья, музыкальные вечера, пикники, на которых царила хозяйка, следовали один за другим. Что у нее могло быть общего с Буниным? «Мне самому трогательно вспомнить, - исповедовался он брату Юлию, - сколько раз я раскрывал ей душу, полную самой хорошей нежности, - ничего не чувствует, - кол какой-то... Ни одного моего слова, ни одного моего мнения ни о чем - она даже не ставит в трынку». Говорили, что интерес к зятю, явно переходящий рамки чисто родственных отношений, испытывала молодящаяся мать Анны. Впрочем, сам Бунин об этом никогда не упоминал.

И вот этот заведомо неудачный брак, развалившийся всего через полтора года, чувствительная натура писателя восприняла весьма болезненно. Еще недавно жаловавшийся на взаимное непонимание с женой, Бунин опять делится с братом: «Описывать свои страдания отказываюсь, да и ни к чему... Давеча я лежал три часа в степи и рыдал, и кричал, ибо большей муки, большего отчаяния, оскорбления и внезапно потерянной любви, надежды... не переживал ни один человек... 

Как я люблю ее, тебе не представить... Дороже у меня никого нет». 

Утешение пришло только через несколько лет, когда счастливой звездой Бунина, его добрым опекуном и спутником жизни стала Вера Николаевна Муромцева. Женщина спокойная, заботливая, быть может, чуть холодноватая по своему темпераменту, выросшая в московской профессорской, дворянской семье. Познакомились они на квартире общих друзей, где часто бывал Бунин. И, как она не переставала повторять всю дальнейшую их совместную жизнь, увидев Ивана Алексеевича, которого потом дома всегда звали Яном, влюбилась в него с первого взгляда. Вера Николаевна привнесла в его неустроенную жизнь уют, окружила самой нежной заботой.

Присутствовала ли в их отношениях страсть? Однажды, уже после Второй мировой войны, писательница Ирина Одоевцева задала Бунину явно бестактный вопрос: 

- Иван Алексеевич, а вы любите Веру Николаевну?

Удивленный Бунин тем не менее мгновенно ответил:

- Любить Веру? Как это? Это все равно что любить свою руку или ногу...

По словам Одоевцевой, Вера Николаевна при этом разговоре не присутствовала, но можно предположить, что ее вряд ли привел бы в восторг ответ мужа. Тем более что все происходило уже намного позже того, как в жизнь Буниных вошла, а точнее ворвалась, Галина Кузнецова.

...1926 год. Уже несколько лет Бунины живут на вилле «Бельведер» в небольшом провинциальном городке Грасс на юге Франции. Живут трудно, на более чем скромные гонорары в эмигрантских изданиях и издательствах. В один из жарких августовских дней произошла эта роковая встреча. На пляже, где прекрасно плававший Бунин делал свой традиционный заплыв, он повстречал старого знакомого - известного историка литературы и пушкиниста Модеста Гофмана. Рядом с ним стояла миловидная, чуть полноватая молодая женщина невысокого роста. Очень красили ее глаза и какая-то смущенно-зазывная улыбка, которая неизменно нравится мужчинам.

- Позвольте представить: Галина Николаевна Кузнецова, поэтесса, - произнес Гофман.

Как это не раз случалось с Буниным, он мгновенно почувствовал острое влечение к новой знакомой. Хотя в тот момент вряд ли мог представить, какое место она займет в его дальнейшей жизни. Оба вспоминали потом, что он сразу же спросил, замужем ли она. Оказалось, что да и отдыхает здесь вместе с мужем Дмитрием. Впрочем, Галина пояснила, что его отпуск кончается через неделю.

Они говорили и говорили, порой перебивая друг друга, как это бывает со старыми друзьями, которые давно не виделись. Он не заметил, что взял Галину за руку, и та ответила ему ласковым пожатием. Договорились, что через час встретятся у ресторанчика. Оба знали, что уже завтра все курортное местечко будет судачить о них, но, презрев условности, провели целый вечер в ресторане, много танцевали и смеялись.

Теперь Иван Алексеевич целые дни проводил с Галиной. Вера Николаевна, и прежде не любившая ходить на пляж, никогда не принимала морские ванны. В создавшейся обстановке она попросту сделалась бы там лишней. Через несколько дней у Галины произошло резкое объяснение с мужем, означавшее фактический разрыв, и тот уехал в Париж. В каком состоянии пребывала Вера Николаевна, догадаться нетрудно.

«Она сходила с ума и жаловалась всем знакомым на измену Ивана Алексеевича, - пишет Одоевцева. - Но потом И.А. сумел убедить ее, что у него с Галиной только платонические отношения. Она поверила, и верила до самой смерти. Вера Николаевна поддерживала с Галиной переписку даже после ее разрыва с Иваном Алексеевичем...»

Думается, что Вера Николаевна (кстати, обвенчались они только в 1924 году) и в самом деле не притворялась: она поверила оттого, что хотела верить. Тем более что иного выхода у нее просто не было. Боготворя своего гения, даже не представляла обстоятельств, которые могли бы побудить ее покинуть писателя. Кончилось тем, что Галина была приглашена поселиться у Буниных и стать «членом их семьи».

В те времена еще не было принято подсматривать в замочную скважину. Поэтому история не сохранила нам интимных подробностей того, как протекала «жизнь втроем» в бунинском доме. 

Кстати, соответствующих «откровений» нет ни в «Грасском дневнике» Галины Кузнецовой, ни тем более в мемуарах Веры Николаевны Муромцевой. Хотя, по отдельным свидетельствам некоторых других обитателей виллы «Бельведер», атмосфера в доме при внешней благопристойности была порой близка к грозовой.

А тут еще бедность, иногда доводившая до отчаяния Веру Николаевну, на которой держался дом. Что стоит, к примеру, такая запись в ее дневнике за 26 мая 1933 года: «Кризис полный, даже нет чернил - буквально на донышке, да и полтинночки у меня на донышке...» Когда через пять с половиной месяцев мальчишка-посыльный принес телеграмму о решении Шведской академии вручить Бунину 

Нобелевскую премию, в доме не нашлось нескольких су на чаевые. Первое, что сделал тогда в одночасье разбогатевший нобелевский лауреат, - купил жене туфли взамен старых, совсем развалившихся.

В Стокгольм за Нобелевской премией вместе с Верой Николаевной его сопровождала и Галина. На обратном пути она простудилась, и решили, что ей лучше на некоторое время остановиться в Дрездене, в доме старого друга Бунина - философа и писателя Федора Степуна, нередко гостившего в Грассе. Когда через несколько недель она вернулась, Иван Алексеевич заметил в ней какую-то перемену. Какую именно точно, он сразу сформулировать не смог, если не считать выражения глаз - они стали холодными и отчужденными. Она все больше отдалялась от него, исчезла прежняя теплота отношений. А еще Галина увлеклась эпистолярным жанром - почти ежедневно писала письма в Дрезден сестре Степуна Магде. И почти ежедневно из Дрездена приходили ответные послания.

Бунин несколько раз видел эту мужеподобную даму с низким красивым голосом. На писателя она произвела двоякое впечатление: умна, начитанна, умеет ловко поддержать беседу, но в то же время в ней ощущалось что-то нездоровое, порочное. Но Галя все настойчивее просила пригласить Магду погостить в «Бельведере». И Бунин сдался. «Девчатам» по их просьбе отвели общий покой на верхнем этаже. Галина, до этого то и дело хмурившаяся, буквально расцвела после приезда гостьи. 

Они с Магдой почти не расставались: вместе спускались к столу, вместе гуляли, вместе уединялись в своей «светелке». Бунин сначала подшучивал по поводу такой неразрывной дружбы, а потом его вдруг осенила страшная догадка, которая и для него, и для окружающих с каждым днем получала все большее подтверждение: отношения подруг были явно противоестественными.

Иван Алексеевич был взбешен. Мало того что Галина изменила ему - физическое отвращение у него вызывало то, что сделала она это необычно, с женщиной. Примечательна скупая, деликатная запись в дневнике Веры Николаевны: «В доме у нас нехорошо. Галя, того гляди, улетит. Ее обожание Магды какое-то странное. Если бы у Яна была выдержка, то он это время не стал бы даже с Галей разговаривать. А он не может скрыть обиды, удивления и поэтому выходят у них странные разговоры, во время которых они, как это бывает, говорят друг другу лишнее».

Супруга Бунина, безмерно страдавшая от навязанной ей «жизни втроем», поначалу было обрадовалась явно назревавшему разрыву. Но, видя, как тяжело переживает случившееся муж, кажется, готова была пожелать, чтобы все вернулось в прежнее русло и в доме воцарилась хотя бы видимость спокойствия.

Но ни Галина не собиралась изменять что-либо в отношениях с Магдой, ни Бунин не мог больше переносить творившегося на его глазах фантасмагорического «адюльтера». Этот необычный роман угас, оставив в любвеобильном сердце писателя незаживающую рану. Впрочем, только ли эту?

Вернемся еще раз к афористическим словам Бунина о том, что «воспоминания - нечто страшное, что дано человеку словно в наказание». Нечто подобное, только с оттенком юмора, он сказал уже на склоне лет, беседуя с одним из старых друзей дома. Тот спросил полушутя-полусерьезно у Ивана Алексеевича, не пробовал ли он составить свой донжуанский список?

- Тогда лучше было бы составить список неиспользованных возможностей, - быстро отреагировал Бунин. И добавил: - Только в старости, когда жизнь прожита, по-настоящему начинаешь ценить радости, подаренные судьбой, равно как и горечи потерь.
 

Аркадий БУТЛИЦКИЙ

Источник: Газета Частная жизнь, 12-2001